До войны у нее было все, о чем только можно мечтать. Полномасштабное вторжение кардинально изменило ее жизнь. Но, несмотря на обстоятельства, Виктория нашла в себе силы и дальше помогать другим людям, более того, она готовится стать мамой в третий раз. Мы поговорили с ней о жизни во время войны, беременности, попытке усыновить ребенка и благотворительности.
Виктория, полномасштабная война разделила жизни всех украинцев на «до» и «сейчас». Где она застала вас?
Мы как раз за пять или шесть дней до войны вернулись с отдыха. Я до последнего была уверена, что такого никогда в жизни не может случиться! Но уже 24 февраля мы проснулись от взрывов. К нам начали съезжаться друзья, родственники, и где-то к пяти вечера мы поняли, что нужно уезжать, потому что видели, что становится всё хуже и хуже. Мы решили отъехать в Ровно, потому что нас было 20 человек, и нам было, где там остановиться. Пока добрались до Ровно, за нами уже бомбили Житомир. Мы решили ехать на Львов. Пока доехали туда – уже шарахнули воинскую часть, был комендантский час, сирены… Принимали решение на заправке, прощались – там же. Мужчины оставались, а мы с детьми – на границу: без вещей, без ничего.
Вы поехали в Польшу?
Да, мы поехали на ближайшую границу, 58 часов на ней стояли. Видели самолеты, как люди выскакивали из машин, прятались в полях. В результате у дочки – посттравматический синдром, мы с психологом работаем до сих пор. Мы поехали к нашим друзьям-полякам, они мне очень сильно помогли.
Вы стали первой украинкой, которая пробилась на польское телевидение тогда. Как вам это удалось?
Я не помню! Всё, как в тумане. Я знала одно: надо что-то делать. Это был прямой эфир в программе «День добрый» – их самом известном утреннем шоу. Как я понимаю, им было очень интересно показать женщину, у которой было всё – и которая с детьми ни с чем оказалась в Польше. Я до них доносила, что все это правда, что все это я видела своими глазами. Они брали интервью у детей, разговаривали с ними. До сих пор помню: на границе было очень много мужчин, которые довозили своих жён, детей до границы и возвращались назад. Я лично видела ребят, когда мы границу переходили в одну сторону – они возвращались в обратную с заработка! Они ехали на фронт. Вот это я им все рассказывала.
Сколько времени вы пробыли в Польше?
Две недели. Я организовала благотворительный фонд. Конечно, я ожидала намного большей реакции людей, а, по итогу, почти всё, что мы сделали – было за счёт нашей семьи.
Расскажите подробнее про этот фонд. Какая это была помощь?
Вначале я пробовала бронежилеты, каски закупать – это было очень нужно. Ребята-поляки помогли найти местного производителя консерв, мы тогда напрямую с завода купили и поставили около 80 тысяч консерв. Купили напрямую у производителя очень много очень классных аптечек первой медицинской помощи на передовую. Бельё.
А как вы оказались в Испании?
Случайно. Мы приняли решение, что надо с Польши уезжать, она не резиновая, потому что своими глазами видели, как поляки захлёбываются. Я вообще считаю, что мы должны полякам поставить памятник за то, что они выдержали... Мы не знали, куда ехать, но мне было важно, чтобы дети имели возможность учиться. В итоге оказались в Мадриде. Нас взяли в одну из самых сильных школ Испании, в американскую. Не зря я с рождения им давала эти языки (улыбается). Даже сын сейчас говорит: «Мама, ты была права, когда заставляла учиться». Наши дети сейчас свободно говорят на украинском, русском и английском. И программу в украинской школе мы параллельно тоже тянем. А еще – спорт, украинский, музыка, фортепиано, информатика.
Сколько сейчас вашим детям?
Сыну – одиннадцать, а дочке скоро будет девять.
Как-то отличаются дети украинских беженцев, ваши дети, от местных?
Есть разница в менталитете, но наши дети еще и намного более интеллектуально развиты, по моему мнению. Скажем, то, о чём они могут поговорить, те слышат в первый раз. Плюс они более осознанные. То ли просто здесь взрослые больше своим детям детство продлевают, то ли наши раньше взрослеют, то ли, может, война так повлияла. Мне сложно сказать, какая именно причина, но мне всё время кажется, что вот наши дети – они умнее, хитрее, взрослее, проворнее, образованнее. Но! Не всегда – воспитаннее. Мы им слишком много позволяем. Они со взрослыми ведут себя на равных. Если я, например, сыну говорю: «Я тебе не разрешаю», он не соглашается покорно – он начинает вести со мной диалог, спорить, приводить свои аргументы. А я вижу, как, например, другой мальчик, когда он был у нас в гостях, говорит маме: «Можно, я останусь на ужин?» Она ему говорит, например, «Нет», не объясняя, почему. Он: «Хорошо». И идет. И я в этот момент понимаю, что мои бы просто так не сказал: «Хорошо», он спросил бы: «А почему нельзя? А я всё сделал, вот ещё время есть». Как бы, там такого нет.
Дети хоть раз приезжали в Украину с тех пор, как вы уехали, или вы их не пускали?
Нет, ни разу. Я боюсь, что, если сын приедет, я его обратно уже не утащу. У нас был долгий период, когда он кричал: «Всё, я еду обратно, я буду там жить с папой». А когда папа к нам приезжал, то это были такие слёзы, и всё время было: «Я еду вместе с папой». Мы детям говорим так: «Вот как только станет безопасно – мы сразу же поедем».
Как вы решились на третьего ребенка при этом всем? За границей, одна с двумя детьми, в Украине – война…
Когда я выставила первую фотографию, что беременна, то, кроме радости, были, конечно, и комментарии, мол, мы решили третьего ребенка завести, чтобы муж мог спокойно ездить за границу. Но, что бы там не говорили, папа у нас остался в Украине. Первый раз мы с ним увиделись через три с чем-то месяца после начала войны. Он получил официальное разрешение на выезд за границу. Но при этом он не живёт с нами здесь, а лишь периодически приезжает. И я тоже ездила к нему. А третьего ребёнка мы давно хотели – еще до войны, но все как-то откладывали этот вопрос. После полномасштабного вторжения очень много было вокруг информации про сирот, про весь тот ужас, который творился. И мы с мужем приняли решение усыновить ребёнка. Мы хотели взять малыша до трёх лет, не старше, по многим причинам. Ну, и вот полгода где-то мы этим вопросом занимались, даже уже пытались пойти на специальное обучение. Там же нужно пройти очень много этапов до того, как стать на очередь. Всё шло пессимистично, очень долго. И в какой-то момент подруга мне говорит: «Попробуйте ЭКО». Мы думали, думали – и решили попробовать. Получилось!
Как это: быть беременной в чужой стране, одной, да еще и с двумя детьми?
Я, конечно, очень боялась. Во-первых, мне уже 41, есть риски. И плюс с двумя детьми, я же не просто с ними тут нахожусь – я за рулём целый день, супермаркеты, сумки тягаю, вожу их на секции. Очень много всего. В Украине две беременности я отработала 24/7. С работы ехала в роддом, с роддома – на работу. Но у меня всегда была подстраховка няни, водителей, врачей. А здесь все совершенно по-другому. Вот две недели назад я упала в обморок прямо в больнице перед кабинетом анастезиолога, потому что это был уже четвертый час в очередях. Здесь с медициной непросто. К примеру, ты можешь наблюдаться в частном госпитале, но рожать все равно поедешь в государственную. Тут такая система. Для меня быть беременной в 41 не сложнее, чем в 30, но эмоционально тяжелее намного. Потому что нужно быть сильной все время. Вот сейчас приехал муж на роды – я на второй же день слегла с температурой.
Потому что позволили себе расслабиться?
Да. Меня просто скосило. Многие считают, что тем, кто за границей – хорошо. Я могу сказать, что находиться за границей намного тяжелее, чем дома под обстрелами. Конечно, невозможно сравнивать горячие точки или города, которых уже не существует, но... Я не знаю, как это объяснить. Ты очень сильно хочешь домой, и морально это просто убивает. Ты, как робот, все выполняешь. У меня есть мантра, которая помогает мне эмоционально не сойти с ума.
Я говорю себе: «Это – ради детей, это временно, ещё чуть-чуть потерпи, ещё капельку, это ради детей, это ради детей, это ради детей. Вот они учатся, вот они занимаются спортом, вот у них репетиторы. Вот у них дом, мы не тратим время на подвалы, на тревоги, мы ходим к психологу, вот это ради детей, это временно, это надо потерпеть». И так – каждый день.
И так уже более 600 дней, да?
На самом деле, это психушка. Особенно первые, наверно, полгода было очень тяжело, когда выходишь на улицу – и видишь, что все спокойно, люди улыбаются, в кафе сидят, винишко попивают, смеются. А ты из новостей не вылазишь. Мне многие говорят: «Нам так не хватает ваших сторис!». А я просто не могу! Я считаю, что это аморально. Да, у многих людей есть возможность, они сейчас нормально живут за границей, кто-то себе очень много всего позволяет. Но когда это все выкладывается в соцсети… Ну, это жестоко по отношению к другим людям.
Как отреагировал муж, когда вы сообщили ему, что забеременели?
Это не был сюрприз, потому что это же была подсадка, и все шло чётко по плану. Скажем, это не те эмоции, как первый ребёнок, второй, или вот эти неожиданные, или когда ты годами ждёшь эти две полоски – и тут они появились. Но, все равно, он был очень рад.
А пол будущего ребенка уже знаете?
Знаем, но скажем после (смеется). Я всегда так мечтала, что когда будет третий ребёнок – мы сделаем «гендер пати». Но, учитывая ситуацию, мы ничего не планировали. У мужа был день рождения, он просто приехал на несколько дней, и здесь моя подруга говорит: «Ну, давай хоть хлопушку сделаем». Я ответила: «Ну, раз хочешь…» и дала ей телефон врача – чтобы я тоже заранее не знала. Они с девчонками скооперировались и все-таки устроили нам эту «гендер пати».
То есть, вы узнали пол будущего малыша в день рождения мужа?
Да. Мы приходим – все красиво наряженное! И шар мы тоже лопали. Но, опять же, поскольку у нас уже есть и сын, и дочка, сказать, что мы хотели кого-то конкретного – мальчика или девочку – такого не было, мы больше ставки ставили.
Королева красоты, успешный дизайнер, крутой инстаблогер, счастливая мама... До войны это все было вашей повседневной жизнью. Сейчас, когда жизнь кардинально изменилась, кем вы себя ощущаете?
Самое сложное, наверное, было принять, что я – ничтожество. В плане того, что в той, прошлой жизни, я всё могла. Я ставила себе цель – и я ее достигала. А здесь я понимаю, что что-то нужно делать, я рву на себе последнюю шкуру, а сделать ничего не могу! Ощущение беспомощности, безвыходности сжирало меня страшно! Я не привыкла жаловаться и плакать, но, когда впервые попала к психологу – я просто ревела полтора часа и не могла объяснить, почему пришла.
А вот за что бы вы себя поблагодарили? Сейчас, в этом статусе, за какое-то количество дней до родов…
За то, что я не сломалась. Потому что сломаться – намного легче, сломаться – значит себя жалеть. Уйти в себя, уйти в депрессию и наслаждаться ею – намного легче, чем с ней бороться. У меня было много моментов, когда мне казалось, что все: я сломалась. Может быть, в другой ситуации это и произошло бы. Но когда ты понимаешь, что на тебе – вот эти малыши, и если с тобой сейчас что-то случится – они никому не нужны… Это очень отрезвляет, приводит в чувство и дает силы двигаться дальше. У меня всегда на первом плане была карьера, помощь другим. На сегодняшний день я абсолютно сознательно жертвую всем достигнутым, своими амбициями ради своих детей, потому что понимаю, что я им должна. У меня всё было, но это – прошлое, его не вернуть. Зато у нас есть сегодняшнее и будущее. Поэтому, наверное, главный месседж, который я хотела бы донести – это то, что нельзя сдаваться. Как бы не было сложно, всегда можно найти свет в конце туннеля и поставить себе новые какие-то цели, нам всегда есть, ради чего жить. И какими бы мы не казались себе слабыми, на самом деле, мы сильные.
